Каждый художник пересоздаёт мир на свой лад. Одним достаточно слова, чтобы исказить, замедлить, ускорить или вовсе перевернуть его вверх тормашками. Другим хватает глины или мрамора. А третьим – лишь кисти, красок и холста. С их помощью легко заметить огромное в незримо малом и великое – в совершенно незаметном. Например, разглядеть в библейских сюжетах не образы мудрецов, и даже не блестящих ораторов, а простых людей, с их страстями и стремлениями, ошибками и радостями. Именно этим мастерством в совершенстве овладел художник Анатолий Чечик. Его полотна не раскрывают загадки истории: они показывают её с непривычного нам ракурса, не приукрашивая, но оживляя её. Как именно это удаётся художнику, узнаем на его творческом вечере в нашем клубе.

Александр Богословский. Искусство, как Религия

«Произведение искусства важно не само по себе, а лишь как выражение личности творца», – эта фраза С. П. Дягилева стала программной для «мирискусников». В ней выразились и неприятие идей передвижников, и отказ от строгого академизма, и новое восприятие роли художника. Если его фантазии под силу возродить красоту средневековой культуры, оживить древность русской иконописи или заметить в дворцовом изяществе Петербурга отголоски давно минувших времён, то художник одинаково легко может перенести эти чудеса на страницы бумажного журнала или на фасад каменного здания. Превратить его орнамент в поэму или удивлять прохожих массивностью форм – решать лишь ему. Иного столь же строгого правила в мире искусства нет и быть не может. О судьбе художественного объединения «Мир искусства» и той роли, какую оно сыграло в судьбе северного модерна, расскажет Елена Грязнова.

Она выучила ноты раньше букв алфавита, со школьных лет играла в оркестре под руководством отца-дирижёра, со слезами сбежала со вступительного экзамена в Щукинское училище – и стала одной из самых известных актрис советского театра и кинематографа.

Каждая военная победа приносит с собой горечь бессчётных потерь. Едва уловимая или оглушительно безнадёжная, она неизменно примешивается ко всякому триумфу, каким бы громким он ни был. Сколько бы дней, недель, месяцев, лет и даже эпох ни прошло с тех пор, как отгремели последние выстрелы и смолкли последние военные приказы, всегда найдутся люди, хранящие память о днях страшной победы. Меняется ли представление о ней у потомков тех, кто участвовал в войне? Или прошлое встаёт в их воображении с той же пугающей отчётливостью, что и настоящее?

Открытая коллекция №7 удивит наших постоянных гостей и новых посетителей. В рамках открытой коллекции пройдёт аукцион «В пользу коллекционеров» со стартом в 1000 рублей. На котором будут представлены работы Фёдора Лемкуля, Станислава Мудрецова, Льва Танклевского, Евгения Чубарова, Александра Флоренского и других авторов.

Пережить зиму в Москве, переплыть на тот берег, добраться, выбраться, вылезти, вылезти из тёплого несвежего ватника. А пока зябко, ноги всегда промокают в любой обуви, даже в машине; усилие во мгле, тусклое усилие держаться, опыт ледяной оставленности, брошенности; стараться не дышать влажным сырым воздухом, не дышать вкусным морозным, и быстрее, быстрее в подъезд, в тепло, домой, зарыться, затеряться, и в телевизор, а там уже неважно, какими бы гадкими ни были новости: ты уже в домике, и хорошо. Из окна, впрочем, можно увидеть и оценить влажную серебристость, прозрачный как целлофан, слой, в который завернут город, и обещание в белых, к горизонту иногда ослепительных, небесах. А если на остановке ждёшь автобус, притаптываешь, силишься сразу обе ноги оторвать от враждебной мерзлой земли, когда сам есть корчащийся стаффаж в этом пейзаже, замечаешь ли что-нибудь вокруг? Ужас. Жесть. А реагент? «Жалоба турка», «Из глубины воззвах…», «…шубу полегче». Лето? Да есть ли оно? Неужели когда-нибудь будет? Неужели вновь окажется, что это зимнее умирание было просто испытанием, краш-тестом? И круглое, полное, золотое как медаль, утешительное как сон золотой, лето, общедоступный образ рая, Царствия и счастья в самом деле наступит?